воскресенье, 09 октября 2011
читать дальшеЗа что бы зацепить импровизированную веревку? Ричард оглядел потолок. По центру потолка свисала на посеребренной цепи люстра. Крепление казалось вполне устойчивым, чтобы выдержать худое, мальчишеское тело. К тому же много времени не понадобится. Удушье наступает за считанные минуты. Ричард постоял, задрав голову и глядя на светильник, а потом уронил удавочку на пол и подтащил стул с высокой спинкой. Достаточно будет сделать петлю, надеть ее на шею, влезть на стул, подпрыгнуть, с силой толкая в спинку из темного дерева, и все… Несколько минут… Жаль, что у него нет пистолета или не осталось яда, опять же. Не получится умереть, как дворянин. Ну и поделом!
Ричард зло тряхнул головой и принялся за дело. Через три минуты он стоял на стуле с синей удавкой на голой шее (Дик расстегнул воротник рубахи), и покачивался на носках, прочитывая последнюю молитву Создателю. Почему-то в голове билась яркая деталь – оплывшая воском, почти догоревшая свеча на столе. Этот лоскуток пламени плясал от едва ощутимого движения воздуха и гипнотизировал, не позволял оторвать от себя взгляда. Огонек боролся за жизнь, зная, что обречен.
Глупо.
Дик покачнулся сильнее, отталкивая стул. Ткань затянулась на шее, сдавливая, отрезая воздуху путь к легким. Тело протестовало – герцог Окделл судорожно хватался за удавку, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, протиснуть его в легкие. Взгляд начал мутиться: перед глазами заплясали разноцветные круги – точно такие же появляются, если несколько секунд давить на глаза. Дикон успел подумать, что вот и все, когда раздался сначала хлопок, затем треск раздираемой материи. Юноша упал на ногу, немного неудачно, и закашлялся, судорожно хватаясь за горло. Когда зрение соизволило подчиниться, Дик увидел вначале свою веревку, рассеченную, с припаленными выстрелом нитями. Затем сапоги, подошедшие и остановившиеся в двух шагах. Сапоги почти плавно переходили в черные штаны. Следуя взглядом выше, Дик увидел рубашку с черно-белой маршальской перевязью. А поднявшись еще выше, столкнулся с презрительным взглядом холодных синих глаз. Губы Ворона растянулись в злой усмешке, он лихо подбросил в воздух пистолет, поймал его, не дав упасть. Рокэ в очередной раз спас своего непутевого убийцу. Надо было бы поблагодарить, но герцог Алва разомкнул губы, роняя слова, которые, как стрелы, пригвождали к земле, не позволяя вздохнуть:
- Прекрасно, юноша, вы делаете успехи. Однако, мне следует просить вас отправиться сводить счеты с жизнью куда-нибудь вне моего дома. У меня сейчас, видите ли, и без вас хватает проблем, - Рокэ, не меняясь в лице, с той же улыбкой (Маска! Как есть застывшая, вылепленная восковая маска!), изящным, но немного резковатым жестом указал Ричарду на дверь.
И тут же, повернувшись на каблуках, вихрем вылетел из комнаты, оставив Дика недоуменно и обиженно хлопать глазами на полу.
Внутренний голос тем же холодным тоном добавил:
«Ну и ну! Даже повеситься не смог по-человечески. На кой ты такой нужен?»
Глаза защипало. Так не бывало с тех пор, как ему исполнилось семь лет. Даже после известия о смерти отца, пришедшем вместе с офицером, который привез оружие павшего, еще маленький тогда герцог Окделл не заплакал. А вот сейчас… В общем, стало невыносимо обидно и больно. К горлу подступил комок. Голова закружилась, а не то б Повелитель Скал подскочил бы и побежал через дом, на улицу. Прочь, прочь, куда глаза глядят, пока ноги не устанут и дальше… Не от кэналлийцев и Талига. От себя. Дик раньше не понимал, почему самый страшный судья сам человек, как когда-то, подняв палец к небу, сказал ему странствующий монах. Теперь понял.
Дик тяжело поднялся с пола и, чуть прихрамывая, двинулся к двери. Он ожидал, что поблизости окажется суровый Хуан, который завернет его обратно. Но нет, кэналлийца на посту не было. Ричард беспрепятственно спустился на первый этаж, ежесекундно ожидая рычащего окрика. Но в спину вместо крика неслась густая тишина.
Это было неожиданно, хотя… Рокэ всегда было плевать на оруженосца. Просто ему захотелось в очередной раз посмеяться над судьбой. Расправить крылья и полететь против ветра. Против всех.
Дик вышел за кованые ворота с черными птицами на них, по прежнему никем не замечаемый.
И направился прямо к Данару. Не вышло повеситься – что ж, захлебнуться тоже приятного мало. То же удушье.
Ричард быстро достиг реки и пошел вдоль берега, удаляясь от улицы, кишащей народом. Через четверть часа он остановился, посмотрел на спешащие по своим делам фигуры, перевел взгляд на спокойную гладь воды, и решительно спрыгнул вниз. Одежда моментально намокла и потянула вниз. Стало мокро и холодно. Дик умел плавать и это его подводило. Тело машинально двигало руками, помогая вынырнуть. «Надо было, наверное, привязать к себе камень», - подумал Дик и обхватил себя руками, не позволяя барахтаться. Вода, наконец, окончательно пробралась в сапоги, которые тут же стали неплохим якорем. Воздух в легких заканчивался и пузырями вырывался наверх. Дик погружался глубже. Ногу свела судорога, и теперь юноша, даже если бы захотел, не смог выплыть. Он поднял взгляд вверх, на водную рябь, сверкающую в лучах солнца. И закрыл глаза, вызвав новую стайку пузырьков выдохнув через нос.
Действительно ли за доли секунды до смерти проходит все жизнь перед глазами? Ричард не смог бы ответить. Ему показалось, что уже появились перед ним видения раннего детства, но... Кто-то схватил его за волосы и резко потянул вверх, заставив молодого герцога скривиться. «Ну что за люди? Не видят, что ли – тонет человек!»
Его вытащили и надавили на грудь, заставив схватиться за грудь, судорожно закашляться и выплюнуть воду. Легкие словно припекало, они уже смирились с тем, что не получат больше живительных глотков кислорода. Ричард открыл глаза и посмотрел на встревоженное лицо человека в одежде, с которой потоками лилась вода. Мужчина приподнял Ричарда, помогая ему принять полусидячее положение, увидев, что тот откашлялся. Простые штаны, рубаха. Руки пахнут рыбой. Герцог Окделл никогда не любил запах сырой рыбы. Наверное, это рыбак. Шел на промысел и увидел его, прыгающего в воду. Ну почему так?!.
В сознание пробился участливый голос, его встряхнули за плечи:
- Ты в порядке, парень? Ну скажи хоть чего?.. – простое обращение на «ты» бросило искру в сложенный костер раздражения, который моментально занялся огнем. Ричард дернулся, сбрасывая с себя чужие руки.
- Что вы за люди такие?! – рванулось наружу отчаяние. – Я… вы… да… - Ричард размахнулся насколько было сейчас возможно, сложил пальцы в кулак уже ставшим привычным движением и со всей силы двинул спасителю в лицо. Брызнула кровь. Человек схватился за лицо, отпустив Дика. Герцог же с досадой махнул рукой, резво для несостоявшегося утопленника подскочил и оттолкнул спасителя. А затем широким шагом пошел прочь, не обращая внимания ни на мокрую одежду, ни на ручейки воды, стекающие по отросшим прядям челки на лицо, ни на сострадательного горожанина, замершего на берегу, задрав голову кверху и держась за нос, и говорившего вслух:
- Совсем блаженный, видать. Молоденький такой. Жалко…
Если бы Ричард услышал это «жалко», он бы вернулся и ударил еще раз.
Не достоин он жалости – гореть ему в Закатном пламени. Ричард остановился, будто налетев на невидимую преграду.
Точно!
Гореть!
***
Неужели опять бунт собирается? И как не надоест? Ведь все равно ж ничего не выгорит…
Нет, там определенно что-то происходит! Ярмарка? Только на ней собирается еще такая толпа горожан, шумящих, галдящих, орущих…
Рокэ заворачивает Моро к площади. Но коню не пробиться просто так через толпу. Кто-то послал его в Закат, когда герцог задел его шпорами сапога. И попытался двинуть кулаком. Алва лишь досадливо поморщился, чуть качнув головой, как делают, пытаясь отогнать приставучую муху. Моро приплясывал на месте, продвигаясь вперед на шаг и снова останавливаясь. Наконец, Рокэ это надоело, и он спешился, даже не подумав привязать мориска или отдать кому-то повод. Вороной дождется его именно там, где хозяин его оставил. Разумеется, пока будет видеть того. И беда тому, кто польстится на черного холеного красавца.
Герцог Алва властно требовал освободить ему путь и люди неохотно, но расступались. Владетель Кэналлоа не гнушался расталкивать горожан, легко и одновременно твердо касаясь их плечей. Наконец, показались подмостки со сложенными на них ветками, дровами и щепками. Никак кого-то решили поджарить! С подмостков кто-то говорил, держа в руке факел. Жаль, не разглядеть лица, толпа загораживает его. Но голос слышен хорошо. Алва замедлился, когда в щель между людьми увидел, что на вершине будущего костра еще никого нет. Но поближе подойти стоит. Толпа возбуждена и не узнает Первого маршала.
А что ей надо? Хлеба? Хлеб есть. Война выиграна. А вот зрелищ… Вот за зрелищем они все и собрались. К герцогу повернулся лицом какой-то мужчина, кузнец, похоже.
- Во дает парень! Это ж какую дурь и смелость одновременно иметь надо! – восхищенно выпалил он, вряд ли понимая, с кем говорит.
- А в чем дело? – Алва хмурит черные брови. Редкий жест для Первого маршала Талига. Он обычно все больше приподнимает одну бровь, будто беря собеседника на прицел.
- Да вы слышите, что он говорит? Мол, предательство можно смыть только кровью. А нарушенную клятву только сжечь в огне. Малый этот, как я понял, вроде предал кого… не то прирезал, не то усыпил…. А! точно! Отравил! И вот теперь на суд людской, значит, пришел. Душу облегчить, исповедаться вроде как.
- Занятно, - больше для себя, чем для разговорчивого ремесленника уронил Алва, смутно догадываясь о личности кающегося. Но мужичок счел нужным участливо покивать:
- Да уж! И теперь, значит, решил на костер взойти…
- ЧТО?!
Ворон рванулся вперед, теперь уже яростно расталкивая людей. Пробившись в первый ряд, он остановился, нагнав на лицо выражение утомленной скуки, усмиряя чуть сбившееся дыхание.
- …и потому я считаю, что недостоин прощения, но смерти. К сожалению, мне уже не удастся искупить вину моего низкого поступка в бою…
Окделл с взъерошенными волосами и широко раскрытыми глазами взывал к толпе, не называя имен, кроме своего, но себя обзывая последними словами и предлагая толпе чуть ли не смешать его с грязью.
Это было оригинально, даже на взгляд Алвы. Не будь он уверен, что оруженосец в себе, но просто опять все вывернул наизнанку и запутался, маршал бы решил, что перед ним сумасшедший ил во всяком случае всерьез требующий заботы человек.
Тут Ричарду надоело расписывать свои «злодеяния» и он, вручив факел кому-то справа, взобрался на сооружение из дров.
Рокэ сложил руки на груди и… остался стоять, чуть покачиваясь на носах сапог. Ну да, ну да, все были молодыми, все орали про верность, любовь, честность. Со скалы едва не прыгали, дескать. И что? Никто не прыгнул…
Поджечь себя. Ну надо же. Только Дикон мог додуматься до такого. Однако юноша добросовестно вошел в роль. Вон даже просит кого-то привязать его к столбу. А потом, когда убеждается, что дело сделано на совесть, кричит тому, у кого горящий факел:
- Давай!
Толпа безумствует. Толпе нравятся одинаково как комедии, так и трагедии. Люди ревут от переполняющих их эмоций. Рокэ улавливает движение факела, срывается вперед, но перехватить руку в замахе не успевает. Искры падают на дрова. Те занимаются неохотно, а вот веточки и всякая труха занимает в миг.
Комедия перестает быть таковой.
Смерть мальчишки не входила в планы Алвы. Какой смысл ломать стрелу, если в том, что она летела в цель, ее вины нет. Дело в лучнике.
И не зря же Алва оставил этого юношу при себе. В конце концов, даже Окделл небезнадежен. Как он думал. О да, мальчишка оказался способен на подвиг. Признать, что был неправ. Но как же глупо! В этот момент юноша поворачивает голову: изогнувшиеся в жалкой усмешке губы, растрепанные вихры и серые, огромные от понимания близящейся боли, глаза. Серый взгляд на миг встретился с синим. Мальчишка упрямо вскинул голову, а ведь огонь почти добрался до его ног.
Ворона кто-то толкает в спину, и тот оступается, потеряв равновесие.
***
- Давай! – кричит Ричард громко и отчаянно.
И смотрит, как огонь бежим по дровам, подбираясь к его сапогам. Становится жарко и душно. Ричард смотрит вверх, на синее небо, синее, как глаза эра, укоряющее. Дик опускает взгляд и направляет его в толпу. Опять синева?! Она его преследует, эта синь. Интересно, будет ли в Закате синее море?..
Дышать трудно. А на обувь уже перекинулся огонь. Больно! Ричард прикусывает губу.
Кожа сапог и ткань бриджей горят и прилипают к телу, вызывая сумасшедшую боль. Мгновение – и герцог Окделл слышит свой собственный крик. Юноша выгибается, непроизвольно пытаясь уйти от острых язычков костра, но попытки тщетны – он сам просил приматывать его к столбу надежнее. Едва умудрился вдохнуть в дыму – и снова крик рассекает воздух. В какой-то момент слух обострился – похоже, на площадь прибыли стражники и пытаются разогнать зевак. Потом звуки снова отдалились, выпустив на передний план боль. Скорей бы уже конец…
Что это за звук? Свист. Откуда?..
Отчего лопаются веревки?..
И тут шипящие искорки под порывом ветра взлетают вверх, оседая на плечах и лице, оставляя пока что лишь ожоги…
Ричард проваливается в спасительный полумрак беспамятства, а вокруг мечутся какие-то тени.
Приходить в себя в Закате оказалось неприятно. Ноги превратились, похоже, в один сплошной сгусток боли, такой сильной, что хотелось выть. В остальном тело тоже пострадало, особенно открытые кисти рук и, судя по ощущениям, лицо. Но разве после смерти чувствуешь боль?
Ричард запрокидывает голову и в беззвучном стоне открывает рот. Над ним не открытое небо, а потолок? Он жив? Не в Закате? Он слышал, что от сожженных обычно остается лишь кучка пепла, значит, если он не за гранью жизни и еще ощущает собственное тело, хотя и не желал бы этого сейчас, то его кто-то спас?
По щекам течет что-то. Горячее и щиплющее опаленную кожу. Слезы? Он плачет. О да, Ричард не может сдержать слез. Больно.
Зажмуриться и закусить губу. Снова обостряется слух. Вот кто-то подходит и что-то делает с его ногами. Нет, не надо, пожалуйста! Не надо прикасаться!
- Терпи, - не терпящим возражения тоном произносит кто-то.
Ричард с усилием размыкает губы, с которых срывается всхлип:
- Не надо!
- Молчать, юноша! Вы сами виноваты!
Юноша? Его назвали юношей? Он… он знает этот голос и эти интонации! Так Ворон разговаривал с ним, когда Ричард вляпывался в очередную дурацкую и отвратительную историю. Неужели не привиделось, и Дикон действительно видел эра в толпе?.. И тогда это снова Рокэ пришел ему на помощь? В который раз… Как раньше…
- М-монсеньор?
- Ваши поступки вынуждают меня впасть в недоумение, юноша. Но на сей раз вы превзошли сами себя, - в голосе эра раздражение или бешенство? Не понять…
- Я… Больно! – Дик вскрикивает. Похоже с него срезают одежду, захватывая порой живое тело.
- Тихо, я сказал!
Дик замолкает, беззвучно всхлипывая. Перед глазами серая пелена от боли. Он чувствует, как его подхватывают под лопатки и колени. Поднимают и опускают в… прохладную воду! Становится полегче.
- Вам повезло трижды, юноша. Во-первых, в том, что я метко бросаю кинжалы и способен даже в дыму перебить веревки, во-вторых, в отважных стражниках, так вовремя появившихся и не только помогавших вытаскивать вас, но и отогнавших чересчур любопытных. И, в-третьих, что те же сердобольные люди, что сбивали с вас огонь, приносили воду из речки. Пока я пытался срезать с вас большую часть припаленной одежды.
Сейчас, если, конечно, вам интересно, мы в моем особняке.
А теперь внимание – вопрос: за какими кошками вы все это провернули, юноша?
- Я.. я должен… был…
- О, прыгнуть в костер? Это давняя традиция Повелителей Скал? Почему-то я о ней не слышал.
- Не смейтесь… Я же… нарушил клятву… И должен… был… заплатить.
- Интересно вы отдаете долги и просите прощения, герцог Окделл. А не приходило ли в ваш гениальную, без сомнения, голову, что если бы я хотел с вами посчитаться, то сделал бы это не откладывая в долгий ящик?
И кто разрешил вам думать, что вы себе должны больше, чем мне, если предположить, что вы себя терпеть после некоторых событий не смогли?
- Я…
- Что ты заладил, «я» да «я»?! Вот что теперь с тобой делать, Дикон? – его вытаскивают из спасительной прохлады. Укладывают и проходятся по телу мягкой тканью, похоже, смоченной в каком-то отваре. Резкий запах бьет в нос, но боль, возвращавшаяся после того, как тело покинуло воду, снова затаивается.
Алва начинает что-то напевать без слов.
Но Ричард никак не может успокоиться:
- Эр Рокэ?
Усталый вздох, и уже совсем не злое:
- Да, Дикон?
- Вы ненавидите меня?
- Да уж. И именно поэтому не пускаю вас с чистой совестью в Закат уже несколько часов к ряду. На тебя даже злиться нельзя, - кэналлиец прекращает обработку ожогов и присаживается на корточки, протягивает руку с тонкими пальцами, унизанными перстнями с сапфирами, и за малым не касается припаленных волос оруженосца.
- Ты сам себе наказание, Дикон. Придется мне, похоже, окончательно переквалифицироваться в вашего ангела-хранителя, юноша? – Рокэ нависает на Ричардом и распахивает свои синие глаза, заглядывая в серые.
- Спи. Ты еще успеешь исповедаться мне, когда проснешься. А клятва… Будем считать, что ты все-таки вернулся на путь истинный, оруженосец…
@темы:
фэнтези,
фанфики,
Отблески Этерны
-
-
24.10.2011 в 18:46