Еще полгода назад я б не поверила, что напишу слэш... Куда я качусь?..На заявку: Дик находит старые сонеты Ворона... Со всеми вытекающими. Заказчик под дулом «Маузера» признался, что хочет слэш. Текст «Я – одинокий ворон» взят из оригинала В.Камши. «Задумчивый, медлительный, шагаю», «Есть существа, которые глядят» (с) Петрарка.
читать дальшеЯ – одинокий ворон в бездне света,
Где каждый взмах крыла отмечен болью,
Но если плата за спасенье – воля,
То я спасенье отвергаю это.
Слова эхом отдаются в ушах. Ричарда трясет. Разметавшись по постели, он слушает, как ветви деревьев стучатся в окно, как насвистывает, будто насмехаясь, ветер. Завтра все закончится. Первый маршал Талига умрет от яда, а его оруженосца попросту убьют слуги. Как глупо все получилось. Как паршиво закончилось… Ах, если бы Ворон не заговорил о поэзии, если б не пел и не читал стихи, насколько проще было бы относится к тому, что он, герцог Окделл, сделал своими руками. Подсыпал в вино яд. Прощайте, монсеньор.
И я готов упрямо спорить с ветром,
Вкусить всех мук и бед земной юдоли.
Я не предам своей безумной доли,
Я, одинокий ворон в бездне света.
Против ветра. Алва всегда все делает наперекор судьбе. Но какой же он настоящий? Тот, который убил отца и Эстебана? Или тот, который пел о ветрах далеких и читал сонет своего собственного сочинения?
Ричарду как никогда захотелось повернуть время вспять.
Ах, если б он решился выбить бокал из рук эра! Или одним залпом выпить свой. С той же отравой. Алва бы не успел ему помешать… А вот теперь Ричард кусает губы, а внутренний голос приятным баритоном продолжает говорить…
Не всем стоять в толпе у Светлых врат,
Мне ближе тот, кто бережет Закат,
Я не приемлю вашу блажь святую.
Как много не сказано. И не сделано. Или наоборот, сделано лишнее?..
Еще утром Дикон не сомневался в необходимости убийства. Так почему сейчас он сам себе противен? И на душе будто все кошки Леворукого скребут!
Нет, эр не может умереть так! Он же знает лекарское дело не хуже родичей-морисков! Надо сходить к нему, просить прощения… Пусть язвит, пусть смеется, пусть даже ударит! Лишь бы жил…
Вы рветесь в рай, а я спускаюсь в ад.
Для всех чужой, я не вернусь назад
И вечности клинком отсалютую…
Ведь так хочется послушать еще сонеты… Можно было бы даже попросить Ворона прочитать еще… Но теперь, даже если Рокэ выживет, он откажет. Ричард Окделл, о чем ты думаешь? Тебе завтра умирать вне зависимости от того, пересилит ли твой эр действие яда…
Сомнительно, чтобы Ворон тебя простил… А ты думаешь о стихах. Не о Дидерихе, о Повелителе Ветра.
И тебе почему-то кажется, что у монсеньора должны остаться еще черновики. Может, потому что сам сохранил свои, спрятав в нишу под статуей в Надоре?
Ричард Окделл вскакивает с постели и дергает за резную ручку дверь… Ах да, он же заперт! Воодушевление уступает место отчаянию. Хотя вот же он, выход! Распахнутое окно! Ричард по пояс высовывается наружу. Небывалая удача! Ему нужно всего лишь добраться до соседнего окна. Например, если подтянуться на раме своего, можно добраться до того выступа, а оттуда, цепляясь за рельефный глиняный узор на стене перебраться к открытому окну!
Ричард быстро взбирается на подоконник и пытается подтянуться на руках. Ему это почти удается. И тут Леворукий дернул посмотреть вниз. Голова закружилась, и Ричард почувствовал, как разжимаются пальцы. Вначале бросило в пот, потом стало смешно. Смех отрезвил юношу. Упасть на спину, выбираясь из окна за сонетами Ворона – что может быть нелепее? Дикон прижался к стене, чувствуя грудью и животом нагревшийся за день камень. Больше он вниз не смотрел. Только умудрился до крови оцарапать ладонь, спрыгивая в комнату. Ранка была пустяковой, во всяком случае, не шла ни в какое сравнение с тем укусом, который лечил Рокэ в первый день появления в своем доме оруженосца. Но, как и полагается любой ранке, цеплялась за все, заставляя Ричарда досадливо морщиться. Воспоминание об исцелении навевали непонятную тоску. Дикон прижался ухом к двери, пытаясь услышать шаги, затем выглянул – никого не было. Юркой лаской выскользнув из комнаты, юноша, постоянно прислушиваясь, пошел к кабинету монсеньора. Ковры с длинным ворсом глушили шаги, мешая и одновременно помогая. Юноша выдернул один из факелов, расположенных на стенах на одинаковом расстоянии друг от друга. Шестое чувство подсказывало ему, что Алву в кабинете он не застанет. А в смежную с кабинетом спальню, наверное, не будут слышны посторонние звуки… Ведь он, Ричард, не будет шуметь, а будет стараться двигаться, как кошка, неслышно.
Мягко повернуть ручку и войти в темный кабинет… Только луна светит в окно.
Ричард укрепил факел на стене. Немного темновато, но зажигать камин или многочисленные свечи совсем глупо.
Повелитель Скал осматривается. Где Ворон может прятать стихи? В столе? Маловероятно, но отметать этот вариант не следует.
Ричард подходит к столу и, стараясь не шуметь, выдвигает ящики. В верхнем - запасная чернильница и перья. Во втором, пониже, кинжал и два пистолета. А еще патроны и мешочек с порохом. А вот в третьем листки бумаги. Ричард вытаскивает всю пачку и, вглядываясь в написанное, осторожно переворачивает листок за листком. Нет, это не стихи, это документы, в формулировках которых даже Придд бы запутался. Дикон складывает пачку обратно.
Может, все-таки зайти к Ворону? Исполнить хоть толику долга оруженосца и просидеть с монсеньором до конца? Оставлять человека один на один со смертью, пусть даже медленной и ласковой, недостойно рыцаря.
Дикон неосторожно поворачивается и сбивает оставленный на столе бокал. Тот самый. Хрусталь падает и разбивается на несколько, по счастью, крупных осколков. Трясущимися руками присевший на корточки Ричард судорожно собирает осколки. И едва успевает зажать себе рот, когда хрусталь впивается в ранку на руке. Юноша упрямо откидывает со лба отросшую со времен Лаик челку, смешно мотнув головой, как молодой бычок. Не придумав, куда деть улики своего присутствия, Ричард ссыпал их в карман. Пришел черед осмотра кабаньих голов, развешенных на стенах. Дикону все время казалось, что за ними вполне можно что-нибудь спрятать. И вот он уже в третий раз приподнимается на цыпочки, чтобы чуть сдвинуть очередной Воронов трофей. Снова неудача. Ричард раздосадовано выдыхает через нос. Ворон никогда не делает то, чего от него ожидают… Точно! Куда бы он сам, на месте Алвы спрятал бы записки? В бар, за бутылками? Ричард распахивает дверцы. Нет, здесь не спрятать даже моль… Всё на виду, и старательно вымыто слугами… Под намертво прибитый к полу ковер? Но может, он прибит не везде? Вот скажем, там, возле окна… Ричард никогда не был на той половине комнаты. Может, там угол ковра можно отогнуть и увидеть потемневшую от времени бумагу?
Мысленно подбадривая себя, Дикон подошел к окну и зашарил руками по ковру, пытаясь отодрать его от пола то в одном месте, то в другом, шепотом сетуя на то, что факел далеко и почти ничего не видно. Даже Луна скрылась за набежавшими тучами. Войдя в раж, и уже перебираясь на четвереньках вдоль стены, он не услышал, как скрипнула за его спиной дверь, и не обратил внимания, как прыгнуло пламя, потревоженное вошедшим. Не обратил Дик внимание и на то, что стало чуть светлее, увлеченный своим занятием настолько, что от усердия даже высунул кончик языка.
И буквально подскочил, услышав хриплый баритон:
- Посветить?
Дикон шарахнулся в сторону, поворачиваясь на голос, и плюхнулся на задницу, вжимаясь спиной в стену. Пламя свечи выхватывало из сумрака бледное лицо Алвы, делая его похожим на Чужого. Синие глаза особенно выделялись сейчас на заострившемся, словно от болезни, лице. Черные прямые пряди волос обрамляли высокие скулы. Дыхание было тяжелым. Рука, державшая свечу, тряслась. По лбу стекали капельки пота.
- Что-то потеряли, юноша? – явно плохое самочувствие не помешало Ворону вздернуть бровь в сарказме. – Ваш фамильный перстень я вам вернул. Вроде бы вы больше ничего забыть не могли. – Ворон замолчал, с усилием сглотнув, будто боролся с подступающей дурнотой. И осел на пол, опираясь на свободную руку. Ричард, мало задумываясь, что он делает, попытался поддержать эра. Сидя и с поврежденной рукой это удалось плохо, и свеча, которую судорожно сжимали тонкие пальцы с побелевшими от напряжения костяшками, капнула воском на эту бледную кожу с синими прожилками вен. Рокэ даже не дернулся, сидя с закрытыми глазами напротив оруженосца. Казалось, бери кинжал – и заканчивай то, что начал. Еще никогда на памяти Дика Алва не был так уязвим. И человечен. Словно все силы, которые ежедневно уходили на поддерживание маски холодного язвительного равнодушия, сейчас были брошены на борьбу с ядом.
Уютный мирок иллюзий рушился. Куда-то исчез из мыслей Штанцлер, увещевающий и заламывающий в якобы мольбе руки, Катарина, хрупкая и ранимая, перепуганный Наль… И все остальные отступили, обнажив всю низость произошедшего вечером, уступая место безрассудной решимости. Ричард Окделл поднялся и попытался поднять эра:
- Эр Рокэ, вам нужно лечь.
- Вы пытаетесь уложить меня, поднимая? – до чего изменившийся голос! Хриплый, прерывистый. Ричард оставил вопрос без ответа, потому что хоть Ворон и не был высок или тучен, весил все-таки больше шестнадцатилетнего юноши, и на удержание Первого маршала в равновесии уходило слишком много сил, чтобы тратить их еще и на то, чтобы огрызнуться на слова фактически больного человека. Дик отобрал свечу и задул – пламени факела на дельней стене хватало, чтобы не налетать на мебель. Обхватив эра Рокэ одной рукой за пояс, а второй за плечо, Ричард осторожно потянул того за собой, чувствуя, как колотит дрожь Повелителя Ветра. Тем не менее, Алва пересек кабинет, практически не заваливаясь на оруженосца. И не говоря больше ни слова. Лишь практически у постели силы оставили герцога и тот тяжело завалился на кровать. Дикон помог Ворону улечься, мимоходом отмечая стоящую рядом на столике ополовиненную чашу с зеленоватой водой и бутылку «Черной крови», а так же то, что Алва был босиком. Значит, вставал, услышав шорохи в кабинете?
Юноша вынырнул из мыслей и осознал, что по-прежнему придерживает Алву, дотянувшегося до чаши и жадно пьющего. Когда Рокэ все так же молча потянулся поставить опустевшую посуду обратно, Дикон перехватил руку эра и водрузил пиалу на столик. Алва прерывисто вздохнул и откинулся на подушку. Ричард собирался отпустить руку эра, но тут Ворон резко ухватил его за кисть, вынуждая остаться. Захват был на удивление сильным. Глаза Рокэ были закрыты, но губы шевельнулись в попытке что-то сказать. Дикон не расслышал. Но когда он провел рукой по кисти, сомкнувшей пальцы на его запястье, и прошептав «я здесь, эр Рокэ, я не ухожу», рука Алвы разжалась. Ричард поднялся с колен – он и не обратил внимания, что стоит на коленях у кровати эра – и принес табурет, на котором и расположился, взяв руку Алвы в свои ладони. Совсем ледяная! Несмотря на явные следы лихорадки на щеках Ворона. Юноша потянул одеяло за угол, укрывая убийцу своего отца, а сам стал осторожно растирать его кисть, согревая то руками, то своим дыханием.
За окном шумели деревья, прогибаясь под напором яростного ветра, на столике догорала свеча, отбрасывало блики вино…
Ричард не заметил, как стал клевать носом, а затем и вовсе заснул и уже не увидел, как губы Рокэ Алвы искривились в усталой понимающей улыбке…
***
Ричарду Окделлу снилась Талигойя. Отраженная в розовых стеклах счастья, она выглядела ожившей мечтой. Люди были добрыми, улыбались друг другу, любили и уважали. Ричарду снилась счастливая Катарина, облаченная в алое, сестры в подвенечных платьях, радостный кузен, стяг Раканов над дворцом. И Рокэ Алва, сменивший перевязь Первого маршала Талига на перевязь Первого маршала Талигойи, понимающе улыбнувшийся ему, Ричарду Окделлу!
Дикон счастливо вдохнул и проснулся. Глаза открывать не хотелось, хотя и страна-сказка уже исчезла перед внутренним взором. Ричард перевернулся на бок, устраиваясь поудобнее. Наверное, еще очень рано… Ведь его будят к семи, на ежедневные тренировки с эром Рокэ.
Алва!
Остатки сна слетели мгновенно. Ричард вскочил на кровати, как ужаленный. Он точно помнил, что сидел на табурете! Вот на этом! Неужели он переполз в постель к Рокэ? Кстати, а где Алва?
Ворон обнаружился в той же постели. Полулежа на подушке, он с ленивым интересом разглядывал картину под названием «Необычное пробуждение герцога Окделла».
- Юноша, вы необычайно рано проснулись. Неужели теперь вы меня покинете, несмотря на прошедшую ночь? – вкрадчивый баритон, и рука, которую Ричард сжимал вчера вечером, легким движением проходится по простыне там, где секунду назад лежал Дикон. Что такого было в сказанном неприличного, Дик не мог понять, но почему-то мгновенно залился краской и сорвался с кровати в направлении спасительной двери под смех своего эра.
- Заперто, - довольно протянули за его спиной.
Дик уже и сам в этом убедился, и теперь, прислонившись лбом к прохладной стене, просто сполз по ней на пол, понимая, что очень смутно помнит вчерашнюю ночь. Неужели эр Август был прав, предупреждая о вкусах Ворона? И так волновавшаяся Катарина? Но ведь Алва вчера был так слаб и измучен! Он не мог бы… Или мог? И как теперь быть, если он, герцог Окделл...
- Что, юноша, застращал вас кансильер страшилками о страшном развратнике Алве? – что-то в голосе монсеньора насторожило Дикона и заставило обернуться. Алва, будучи бледнее, чем обычно, и все так же лежа на постели, сотрясался от смеха. Ну конечно, ведь у него такая забавная зверушка! О том, что зверушка вчера насыпала в вино яд, Ричард от обиды благополучно забыл.
- Иди сюда, Дикон. Мне сейчас немного трудновато говорить громко, - Алва, посерьезнев, указал на табурет. Ричард машинально выполнил приказ, цветом лица все еще напоминая родовые колеры Ариго.
- Теперь рассказывай, - Рокэ Алва провел знакомым жестом по глазам.
- О… О яде?
- Нет, - глубокая морщинка прочертила кожу на лбу Первого маршала. – Я знаю сказочку кансильера, которая заставляет юношей вроде вас совершать глупые поступки. И неважно: подсыпая ли яд или бросаясь с кинжалом. Нет…
Меня больше интересует, что вы так старательно искали ночью… под ковром… у меня в кабинете? – окончание фразы Алва растянул, видимо, специально, еще раз давая оруженосцу почувствовать себя полным дураком.
Ричард не успел привычно возмутиться покушением на честь эра кансильера, осознав в полной мере нелепость своих вчерашних действий.
- Я… эр Рокэ… - как хочется провести по глазам руками, подражая Алве… - Вы вчера читали сонет… который был вашего… ну, вы сами написали…
- И? – Алва сделал приглашающий жест рукой, приказывая, чтобы Ричард говорил дальше.
- Ияподумалчтоуваснаписаныещесонетыипробралсяквамвкабинетчтобыотыскать!.. – выпалил Дикон и зажмурился, ожидая грозы.
- Юноша, вы сами-то поняли хоть что-то? Повторите! И так, чтобы я успел разобрать хоть пару слов.
- Я подумал, что у вас написаны еще сонеты, и пробрался к вам в кабинет, чтобы отыскать, - почти спокойно ответил Ричард. Молчание затянулось. Дикон осмелился, наконец, взглянуть на эра. Ворон часто моргал и создавал впечатление обескураженного человека. Наконец, он заговорил, обращаясь будто бы к самому себе:
- И где логика? Почему в кабинете, а не, допустим, в погребе? Почему под ковром? И зачем вообще? Ричард, а с чего вы взяли, что я вообще это юношеское баловство записывал?!
Настала очередь Дика недоуменно хлопать ресницами. И в самом деле, с чего он это взял?
- Почитать хотелось перед смертью, - буркнул он невпопад.
- Перед чьей? – так, наверное, разговаривают с блаженными.
- Своей. Вы ведь меня теперь убьете? – вопрос сорвался с языка прежде, чем Ричард успел его прикусить. – Или не вы, так Хуан ваш!
- Какая прелесть, - Рокэ поднялся и стал застегивать рубашку и вытаскивая ключи. – Ложись спать. Если хочешь, можешь здесь оставаться. Я скажу, чтобы принесли завтрак. Вечером поговорим. – И вышел.
***
Ричард тыкал вилкой в мясо, поданное уже на ужин. Откусывал по кусочку, не чувствуя вкуса. Целый день он не находил себе места, разрываемый противоречиями. И, наконец, провалился в забытье, попросту уснув в кресле…
Рокэ Алва приехал за полночь. Медленно поднялся по лестнице. Тяжелый день. Еще хуже, чем вчерашний. Интересно, мальчишка уже спит? Наивный, запутавшийся северянин. Не так обидно, что яд. Не так больно, что почти предательство. Не в первый и не в последний раз.
Жалко, что именно этот человечек. Рокэ заходит в спальню через кабинет и хмыкает, обнаружив оруженосца, сладко посапывающего в кресле, уронив голову себе на грудь. Светлые волосы в хаотичном беспорядке. Алва едва касается их, взъерошивая еще сильней. И как прошлой ночью поднимает юношу на руки. Когда он очнулся посреди ночи и, повернув голову, увидел скорчившегося на табуретке юношу, так и не отпускавшего руку эра. Ворон осторожно высвободил кисть и поднялся. Чувствовал он себя чуть лучше. По крайней мере, падать, где стоял, не собирался.
Обойдя кровать, Рокэ поднял юношу, одной рукой подхватив под колени, другой – под лопатки, прижимая юношу к груди. Малыш улыбнулся во сне и прошептал что-то до боли похожее на «эр Рокэ». Алва не стал относить оруженосца в его спальню. С ним ведь можно помириться. И Ворону до ужаса было интересно, что можно было искать под ковром его кабинета… Уложив спящего Ричарда на свою кровать, Рокэ лег рядом и задремал до утра.
И вот теперь он снова поднимает оруженосца на руки и относит в спальню. Не дождался - уснул. Царапина на руке. Покраснела и припухла. На той же руке, что он лечил Дику в первый день их знакомства. Рокэ усмехается и достает из комода мазь. Осторожно касается ранки. Ладошка чуть дергается, как от щекотки.
Рокэ ложится рядом и, проводя рукой по Диковым волосам, шепчет:
- Знаете, юноша, кансильер в чем-то прав. Но это произойдет не раньше, чем вы сами захотите. Ты ведь близок к этому, правда, Дикон?..
Рокэ гасит свечу, и комната погружается в ночь.
Утро. И снова в комнате Ворона! На кровати! Но Ричард точно помнил, что сидел в кресле. Юноша огляделся. Алвы в спальне не было. Пришел за полночь и ушел ни свет ни заря. А обещал поговорить… Нет, он, наверное, занят. И еще немного болен, чтобы разговаривать с оруженосцем. А лежать так мягко. Еще б рядом был Алва… Стоп, Ричард, повтори последнюю фразу и скажи, кто ты после этого. Правильно, явно не Человек Чести. Люди Чести не просыпаются в постелях врагов и не мечтают лежать с теми вместе. Ты ужасался участи Джастина Придда, Ричард? Тебя, похоже, ждет тоже самое. Рокэ раз тебя оставит одного, два оставит, а потом придет сам. И ты ничего не сможешь сделать… Или не захочешь, Повелитель Скал?
А Ворон ведет себя так, будто простил тебя… И смотрит как-то не зло.
«Я дождусь вас сегодня, эр Рокэ», - обещает герцог Окделл скорее самому себе, чем Алве. Потягивается, разминая мышцы. И вдруг взгляд падает на столик, где прошлой ночью стояли вино и чаша с лекарством.
Стопка страничек. Кое-где даже чуть пожелтевших. Ричард приглядывается к верхнему листку и судорожно подхватывает всю пачку…
Я – одинокий ворон в бездне света…
***
День прошел как-то незаметно. В предвкушении чего-то особенного. Дик трижды возвращался в спальню Ворона, чтобы перечитать какой-нибудь особо запавший в душу отрывок. Уносить листки из спальни почему-то казалось неправильным и непозволительным. Кажется, к нему кто-то приходил. Кто-то хотел с ним поговорить… Но не было ничего кроме написанных еще неровным когда-то почерком строк:
Есть существа, которые глядят
На солнце прямо, глаз не закрывая;
Другие, только к ночи оживая,
От света дня оберегают взгляд.
Дикон жадно вникал в строчки, ощущая, как бьется собственное сердце. И понимая, что человек жестокий и бессердечный, каким раньше виделся Алва, просто не может так писать. Даже много лет назад. Даже в другой жизни не получится изменить себя так, чтобы хоть изредка не вспоминать написанное…
И есть еще такие, что летят
В огонь, от блеска обезумевая:
Несчастных страсть погубит роковая;
Себя недаром ставлю с ними в ряд.
- Ну что, юноша? Ваше любопытство насытилось?
- Нет, то есть да, эр Рокэ, - Дикон подскакивает, будто застигнутый за чем-то недозволенным.
- Вы что-то хотите сказать, юноша? – Рокэ скидывает плащ и снимает маршальскую перевязь.
- Я.. да… Наверное.
- Я вас слушаю, Ричард.
- Я был неправ, - и вздергивает подбородок вверх, показывая, что теперь-то точно не отступится от своих слов. Скалы тверды, они устоят. А серые глаза смотрят так, будто видят впервые. Вернее, размывают старый образ, облагораживая, очищая, едва ли не канонизируя.
- Это значит – «извините, монсеньор»?
Дергается, как от пощечины, но выдавливает:
- Да.
Рокэ почти физически ощущает, как - один за одним - падают так старательно установленные барьеры: не страдать, не любить, не чувствовать. Не давая опомниться ни себе, ни Ричарду, крепко хватает его за плечи и целует в губы. Юноша вздрагивает, но не вырывается, даже едва заметно подается навстречу. Ворон ослабляет хватку, уже не сдавливая - поглаживая.
Руки перебираются на грудь Ричарду, расстегивая пуговицы рубашки. Алва ощущает, что рубашку неумело пытаются снять. Чуть замедляется – и рубашки улетают в сторону почти одновременно. Где-то у кровати остаются лежать штаны. Упасть на прохладные простыни и повалить за собой юношу. Подождать несколько секунд, словно давая последний шанс одуматься, и ощутить дыхание у собственного лица. Встретиться с шальным взглядом серых глаз…
Ворон целует то яростно, то нежно, изучая лежащее под ним молодое тело сильными руками, пробуждающими волны необычайного жара, сметающего на своем пути все запреты. Ричард, как может, отвечает на ласку, пусть неумело, но чувствуя, как Рокэ едва заметно направляет движения рук, подставляет под поцелуи шею и лицо. На миг отстраняется, чтобы ухватить юношу за бедра и приподнять.
Осторожно, очень осторожно. Чтобы не спугнуть, не сделать больно.
Ричард почти завидует погибшему Придду – тот понял свое счастье раньше, чем Окделл…
А у Рокэ Алвы большие синие глаза. Как весеннее небо или, наверное, море. Ричард никогда не видел моря, но почему-то уверен, что оно почти такого же цвета, как глаза Повелителя ветра.
И когда Рокэ выходит из него и ложится рядом, обнимая, ласково зовя по имени и шепча что-то на кэналлийском, Дикон прижимается поближе, чувствуя запах такого родного чужого тела и пота, и говорит, что глаза Рокэ цвета морских волн. Маршал смеется и взъерошивает юноше волосы.
А потом Ричард засыпает у Рокэ на груди, слушая стук сердца и доносится будто эхом приятный задумчиво-счастливый баритон…
Задумчивый, медлительный, шагаю
Пустынными полями одиноко;
В песок внимательно вперяя око,
След человека встретить избегаю.
Другой защиты от людей не знаю:
Их любопытство праздное жестоко,
Я ж, холоден к житейскому до срока,
Всем выдаю, как изнутри пылаю.
И ныне знают горы и долины,
Леса и воды, как сгорает странно
Вся жизнь моя, что недоступна взорам.
И пусть пути все дики, все пустынны,
Не скрыться мне: Амур здесь постоянно,
И нет исхода нашим разговорам.
@темы:
фанфики,
Отблески Этерны