Полюбить врага (Fem!Ричард/Рокэ)

[Leriira]

Глава 27. Епископ.

Неловкое движение – и ближайший томик в черной приятной на ощупь коже падает на пол. В тишине библиотеки этот звук как раскат грома или пушечный выстрел. Эрика мгновенно шарахается в следующий ряд, пятясь спиной вперед, не отрывая взгляда от прохода.
- Что это? – собеседники разом вскочили на ноги.
- Мог ли нас кто слышать, Росио?
- Если да, то я ему не завидую. Совсем страх потеряли, - шаги двинулись в сторону источника шума. Эрика затаила дыхание, выглядывая из-за полки, не переставая перебегать. Она уже забилась в самый угол комнаты. И там, прислонившись спиной к прохладному дереву, из которого был сделан стеллаж, сползла по нему на пол.
Звук вразнобой звучавших шагов стих. Потом снова возобновился: менее громкий, старательно крадущийся. Но в кавалеристских сапогах, даже идя по ковру, не останешься незаметным.
Савиньяк, похоже, обогнал остановившегося Рокэ и теперь стремительно приближался.
- Эмиль! – Алва даже не потрудился понизить голос. – Если это не слуга, в чем я уверен, он уже сбежал.
- А если слуга?
Ворон рассмеялся. Эрика не видела, как небрежно в этот момент он пожал плечами.
- Вышел бы.
- Я все же пройдусь.
- Не возражаю. Развлекись.
Шаги все ближе. Эрика прикусила губу и прикрыла глаза на миг. Савиньяк вот-вот завернет за угол. А что сделает Рокэ? То, от чего только что отказался? Только уже предпочтет не домашний арест, а подвал. За подслушивание государственных тайн, например. Рокэ – непредсказуем. Другой человек ограничился бы нравоучениями. Но нотациями ограничился бы он и в случае с Оскаром. А Алва…
Три… Два… Удар сердца… Один.
Эрика вскидывает голову и встречается глазами с Эмилем. У того вид словно его обманули. И еще оглоушили пыльным тяжелым мешком. Савиньяк не понимает. Он уже открыл рот, чтобы обратиться к «Ричарду»…
Помедлил.
- И вправду никого! – в голосе Эмиля искренняя досада. А во взгляде, которым он награждает напоследок «непутевого оруженосца Первого маршала», мелькает искорка понимания.
Девушка едва сдерживает вздох облегчения. Можно прикрыть глаза. Нижняя губа горит – она слишком ее прикусила от волнения. Коснуться век, неосознанно подражая эру Рокэ, разомкнув молитвенно сложенные ладони. Обхватить ими колени и уронить голову на руки.
Эмиль пожалел «Ричарда», и Эрика испытывала к нему благодарность. Сейчас она ощущала свое тело будто ватным, и, казалось, что она так устала, будто пробежала на своих двоих несколько хорн.
Еще недавно девушка терзалась сомнениями: нормально ли любить человека, который убил твоего отца? Теперь она думала под иным углом.
Разве можно быть влюбленной и бояться того же человека?
Оказывается, еще как можно!
***

Вечером, спускаясь в малую гостиную, Эрика столкнулась в коридоре с благообразным человеком в рясе. Она слышала о епископе Оноре, уже знала, что он скрывался в особняке эра, но не думала, что тот еще здесь.
- Рад встрече, Ваше Преподобие. Признаться, не думал вас здесь застать.
- Будь благословен, сын мой, и будь благословен хозяин этого дома.
- Как ваша дипломатическая миссия? - Немного неловкий вопрос, но что там с погодой - трудно сказать.
- О, прекрасно. Его Высокопреосвященство удивительный человек.
- Хм…
- Не веришь? Я понимаю тебя, Ричард Окделл. Знаю о твоих потерях и верованиях. Желаешь ли ты исповедаться? – несмотря на то, что Оноре спрашивал, это звучало как утверждение.
- Мы ведь не в церкви, - хмыкнула девушка.
- Для Создателя нашего это не столь важно. А истинная вера творит чудеса!
Девушка подавила в себе порыв брякнуть о том, что именно эта пресловутая «истинная» вера: олларианство или эсператизм? Сдержалась, не в силах обидеть брата из Ордена Милосердия, который к тому же искренне желал ей помочь.
Эрика повернулась к епископу, вглядываясь в добродушное улыбающееся лицо.
- Я бы хотел попросить у вас совета, - Эрика колебалась, будучи неуверенной, что стоит даже наполовину откровенничать даже с этим человеком, каким бы светлым он ни был. Или блаженным, как чаще о людях таких говорят.
- Я понимаю, что гложет твою душу, и поверь, этих чувств ненужно бояться.
- Откуда вы?..
– Я вижу, в твоем сердце нет Ненависти, – рука священника легла на плечо Дика, – но есть ли в нем любовь?
– Отче… Я… Я люблю того, кого любить нельзя, и я…
– Ты умеешь и хочешь любить, Ричард, сын Эгмонта. И ты не хочешь ненавидеть. Тебя мучает, что в тебе нет злобы на тех, кого ненавидят растившие тебя. Да, ты грешен и слаб, как и все мы, но я отпущу тебе грехи твои.
Преклони колена, Ричард. Я, служитель Милосердного, даю тебе отпущение. Иди с миром.

***

Оноре очень близок к правде, хотя и сам не подозревает насколько. В любом случае он весьма интересный собеседник. Хорошо, что Агарис и Талиг наконец перестанут грызться. Эрика притормозила, подстраиваясь под шаг епископа. Ей хотелось продолжить начатый разговор. Епископ Ордена Милосердия разговаривал, как и любой церковник, но это звучало совершенно естественно.
- …Я все еще здесь, сын мой, хотя другие бы даже не пустили меня на порог. Воистину, герцога Алва - щит Талига, ниспосланным Создателем…
Герцог Окделл и епископ Оноре уже давно миновали малую гостиную, холл и теперь шли по брусчатой дорожке, ведущей от особняка к воротам. К ним навстречу бежал привратник, кажется, Хорхе.
- Дор Рикардо, вас хочет видеть один человек. Он отказался себя назвать.
- Где он?
- Ждет за воротами.
- Ваше Преподобие, прошу прощения, - «Ричард» поклонилась.
- Да пребудет с тобой милость Создателя, сын мой, - Оноре свернул к саду, а Эрика скользнула в небольшую калитку рядом с воротами, размышляя, будет ли Творец благосклонен к ней, а не к тому образу молодого герцога, который она не имеет права развеять.


Глава 28. Планы кансилльера.

Человек, ожидавший герцога Окделла, был прислан кансилльером. После подслушанного разговора это показалось странным. Раньше Штанцлер бы пригласил ее в свою обитель, а сейчас прислал вестника. Но, признаться, Эрика была удивлена самим выбором такого гонца. Человека с еще более потрепанным видом и с такой же бандитской рожей не нашлось бы даже в квартале Висельников, славящемся своей репутаций «вне закона». Хриплым голосом мужчина сказал следовать за ним, а когда Ричард повернулся, желая приказать оседлать Сону, посланец от графа грубо прервал его, сказав, что идти следует пешком. Эрика пожала плечами – она ничего не имела против длительных пеших прогулок. Но к особняку Штанцлера они так и не пошли, свернув через четыре квартала в противоположную сторону. Молчаливый проводник завел Эрику в тупик и остановился, хрипло буркнув:
- Ждем. Рано пришли, - и прислонился спиной к серой стене, прикрыв глаза. Для девушки так и осталось загадкой, почему надо было совершать такой необычный поход. Ведь действительно можно было зайти в какую-нибудь таверну. Однако ждать пришлось совсем недолго. В этот же переулок повернула фигура в сером плаще.
Поравнявшись с Эрикой, тот, кого они с проводником дожидались, полез в карман и выудил из него пухлый помятый конверт. Эрика перевернула его и наткнулась на безликую печать без каких-либо опознавательных знаков.
- Благодарю, я… - Эрика обернулась, собираясь поблагодарить за доставку конверта звонкой монеткой, (благо деньги водились – Рокэ никогда не считал, сколько дает оруженосцу «на пропитание и безобразия») но тех уже и след простыл. Эрика пожала плечами и спрятала конверт за пазуху, полагая, что на кровати его читать гораздо удобнее, чем стоя здесь, в пропахшем сыростью тупике, совершенно одной.
На месте привратника она бы ругалась, как сапожник, начиная словами «и ходють, и ходють тут». Но Хорхе ничего не сказал о ее скором возвращении, но – молодая герцогиня не сомневалась, - обязательно настучит, прошу прощения, доложит. Кто, куда, с кем…
Алва, без сомнения, велел присматривать за оруженосцем, но было немного обидно. Ворон считает ее неспособной постоять за себя, а сегодня уехал, как сказал Хуан, во дворец. Эрику он с собой взять не подумал. Не привыкли-с его милость к наличию оруженосца, за два-то года! Ну почти два…

***
Мир перестал вертеться перед глазами, мелькая черными строками чернил на желтоватой бумаге.
Эти люди осенью умрут…
Альдо Ракан убит…
У кансилльера аккуратный, до абсурда ровный почерк. И очень «толстые» буквы. На первый взгляд он почти идеальный и одновременно «безликий» - ничего о человеке не сказать, даже в каком настроении он писал.
Талиг дает армию и полководца…
До последнего надеялся, что связь с Вороном защитит королеву.
Но присмотревшись, можно увидеть некоторую несимметричность буквы «ж» и очень длинный «хвост» у «у».
У нас остался один выход.
«О» и так круглое, но в некоторых словах…
Кажется, что оно соскочит со страницы и укатится с глаз долой.
Единственный.
Уничтожить Ворона.
Список прилагается. Тех, кто должен умереть. Потому, что так решил кардинал.
А убить надо Ворона. Нет, не его. Рокэ.
Дорак вычеркнул и герцога Окделла, и его мать, и его родичей Лараков.
Сталь не годится.
Кажется, что их двое. Окделлов тоже двое. Есть Эрика и есть Ричард. Сейчас оба протестуют против выпавшего на ладонь перстня с крупным камнем.
Это кольцо принадлежало роду Эпинэ.
Это быстрая смерть и безболезненная.
Ричард вот-вот поднимет серый флаг. Для него призрачный шанс жизни для стольких людей и, главное, королевы перетягивает чашу весов, где на одной стороне эти судьбы в именах, записанных кем-то на бумаге, а на другой верность, честь, присяга и Дарамское поле.
Мужчина может поступиться честью ради правды, ради страны. Женщина, особенно влюбленная женщина, себе такого никогда не простит. Кольцо лежало на ладони, злорадно поблескивая. Оно ожидало, чем закончится бой между тем, что есть и тем, чем кажется.
Если бы оно обладало душой или человеческими эмоциями, оно бы усмехнулось, когда новая владелица одела его на палец.




Глава 29. Песня о ветрах далеких.

Рокэ сегодня поет что-то особенно задумчивое. Почти заунывное – звучи оно в другом исполнении. Совсем не похожее на дерзкие кэналлийские мотивы. Допев очередной куплет, Алва промачивает горло вином. Он уже выпил порядочно, но сказать, что герцог пьян, еще нельзя.
- Почему ты так пристально смотришь на меня?
Эрика тут же делает вид, что смотрит на гитару, на вино, на портьеры… Куда угодно. Ведет глазами в сторону, предлагая эру увидеть объяснение в том, что упомянутый эр немного выпивши и потому ему померещилось.
- Налей еще. И себе тоже.
Алва пьет «Дурную кровь» сегодня. Девушке хотелось бы, чтобы он не пил так. Часто, помногу. С сюзереном тогда невозможно разговаривать.
- Зачем вы спасли Оноре?
- Мой маленький каприз. А я к тому же не переношу, когда мне мешают наслаждаться залуженным отдыхом, что делали эти… как же их называли?.. Черноленточники.
Приходится слушать. Да, каприз, как же. Интересно, как много людей посреди ночи отправятся спасать каких-то церковников, которые от отчаяния постучались в ворота? Один такой только и нашелся. А затем этот кое-кто поехал в казармы, узнать, почему беспорядки еще не прекращены. Посадил под арест тех, кто жался по углам или бездействовал, имея власть.
Герцог Алва на все может сказать, что это его каприз.
Взял оруженосца – каприз.
Вытащил из лап убийц епископа – еще один каприз.
Пьет десятками бутылок вино – и на это тот же ответ. Рокэ привык, что ему никто и ничего давным-давно не запрещает.
- Хватит. Не пейте больше.
- Почему? – вялый интерес.
- Зачем вы напиваетесь? – интерес гаснет. А Алва переводит взгляд на полупустую бутылку.
- Хочу и буду. А вам, юноша, посоветую не отвечать вопросом на вопрос. По крайней мере, Первому маршалу.
Эр называет ее «юношей» - наедине - только когда сердится или пьян. Это значит, что не надо лезть не в свое дело. До безумия хочется вмазать – не дать пощечину, не просто ударить, а именно вмазать - по этой наглой физиономии. Нельзя.
- Научите меня играть.
- Зачем тебе?
- А это мой маленький каприз. – Эрика не хочет язвить, но почему-то это получается. Рокэ задумчиво теребит струны.
- Не сейчас, - Алва покачивается в такт выбиваемым из гитары аккордам.
- Не очень-то и хотелось, - немного обидно. Девушка думала, что он согласится.
- Могу спеть. Мне говорили, я хорошо пою. – Синие глаза прикрыты.
- Вам совсем не льстили, - герцог Окделл вспоминает о кольце на пальце и о том, что предстоит сделать. В теплой комнате становится прохладно и неуютно. Девушка касается алого камня.
- А я спою вам песню о ветрах далеких…
В комнату возвращается тепло.
Герцог Окделл незаметно снимает с пальца кольцо и кладет его в карман.
Только что он нашел выход.
Честь по чести.